Престиж - Страница 96

Однако намерения Бордена оказались значительно более зловещими, и в следующий миг мне все стало ясно. Когда я обернулся, чтобы разглядеть ложу, катастрофически совпали два явления.

Во-первых, началось перемещение моего тела.

Во-вторых, из-за внезапного отключения электричества мгновенно прекратилась подача тока. Сразу же исчезли голубые огни, угасло электрическое поле.

Я остался на сцене, внутри деревянной клетки аппарата, на виду публики. И, полуобернувшись, неотрывно смотрел на ложу.

Транспортация была прервана! Я не сумел ее вовремя предотвратить и теперь лицезрел свой образ на деревянных перилах. Это был мой призрак, мой дубль, на мгновение застывший в той самой позе, которую я принял, когда оглянулся: корпус повернут вполоборота, ноги полусогнуты, голова обращена в сторону, лицом вверх. Передо мной предстал полупрозрачный, бестелесный фантом меня самого, наполовину завершенный престиж. Пока я его разглядывал, он испуганно распрямился, взмахнул руками и рухнул в ложу, исчезнув из поля зрения!

В ужасе от увиденного, я выбрался из аппарата Теслы. В этот момент по заведенному порядку вспыхнули направленные на ложу прожекторы, чтобы привлечь внимание публики к долгожданной материализации. Зрители как один подняли головы, предвкушая сюрприз, а кое-кто даже захлопал, но аплодисменты быстро смолкли. Смотреть было не на что.

Я так и стоял на сцене в полном одиночестве. Трюк был сорван.

– Занавес! – заорал я в кулисы. – Дайте занавес!

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем меня услышал механик, но вот занавес пополз вниз, отделяя меня от публики. Ко мне подскочила Эстер; сигналом к ее возвращению на сцену должен был стать тот миг, когда я под гром оваций появлюсь на перилах ложи. Верная долгу, она в смятении выбежала из-за кулис.

– Что случилось? – выкрикнула она.

– Доброволец из зала – куда он делся!?

– Понятия не имею! Я думала, он вернулся на место.

– Он проник за кулисы! Ты должна была выпроводить его прямо в зал!

В сердцах оттолкнув ее в сторону, я приподнял кромку тяжелого занавеса и вышел к рампе. Освещение зала успели включить, и зрители, поднявшись с мест, вяло текли к проходам. Было совершенно очевидно, что люди недоумевают и досадуют; на сцену никто не смотрел.

Я поднял глаза к ложе. Прожектор был погашен; в мягком свете люстры мне не удалось разглядеть ничего особенного.

Вдруг раздался пронзительный женский крик, затем еще и еще. Он доносился из глубины здания, со стороны ложи.

Я бросился за кулисы и наткнулся на Уилсона, который в поисках меня спешил на сцену. Задыхаясь из-за того, что моим легким почему-то не хватало воздуха, я велел ему как можно быстрее разобрать и упаковать аппарат, а сам рванулся к лестнице, ведущей на балкон и в ложи. По ней спускались зрители; когда я, лавируя между ними, устремился вверх, они честили меня на чем свет стоит, но, похоже, никто не узнал во мне артиста, который только что потерпел позорный провал. Неудачников забывают очень быстро.

Каждая новая ступенька покорялась мне все труднее. Из груди вырывались хрипы, сердце колотилось, будто я долго бежал в гору. Я никогда не боялся физических нагрузок и поддерживал хорошую форму, но тут вдруг ощутил себя толстяком и астматиком. С грехом пополам осилив первый короткий марш, я словно прирос к полу. Меня обтекал людской поток, а я, облокотившись на узорные перила, пытался хоть немного отдышаться. Через несколько секунд я решился продолжить подъем.

Не одолел я и пары ступеней, как все мое тело сотряс жестокий кашель, поразивший меня своей силой. Я едва держался на ногах. Сердце стучало, как молот, пульс отдавался в ушах тяжелыми ударами, все тело покрыла испарина, мучительный сухой кашель вспарывал грудину. Я настолько обессилел, что боялся дышать, а сделав наконец-то вдох, снова содрогнулся от кашля, который со свистом вырывался из горла. Ноги не слушались, и я сполз на каменные ступени лестницы. В нескольких дюймах от моей многострадальной головы мелькали туфли и штиблеты последних зрителей, но меня совершенно не тревожило, что обо мне подумают.

Там меня и нашел Уилсон. Он помог мне сесть и поддерживал, как ребенка, пока я пытался восстановить дыхание.

В конце концов я кое-как отдышался, но тут меня пробрал сильнейший озноб. Грудь превратилась в сплошной очаг боли, и, хотя я совладал с кашлем, каждый вдох и выдох приходилось делать очень осторожно.

Наконец я сумел выговорить:

– Ты видел?

– Сдается мне, сэр, Альфред Борден пробрался за сцену.

– Нет, я не о том! Ты видел, что было после отключения тока?

– Я ведь стоял у пульта, мистер Энджер. Как обычно.

При исполнении «Яркого мига» место Уилсона – за сценой, и зрители его не видят, поскольку он скрыт задником павильона. Ему известен каждый мой шаг, но он действительно меня не видит на протяжении почти всего номера.

Задыхаясь, я описал мелькнувший в ложе престиж, неотличимый от меня. Уилсон растерялся, но тут же предложил сбегать в ложу. Он так и сделал, пока я беспомощно лежал на холодных голых ступенях. Вернувшись через пару минут, Уилсон доложил, что в ложе никого нет, но кресла разбросаны по полу. Пришлось просто принять к сведению все, что он сообщил. У меня нет причин сомневаться в его наблюдательности и преданности.

Уилсон стащил меня с лестницы и помог добраться до сцены. К этому времени я достаточно восстановил силы, чтобы держаться на ногах без посторонней помощи. Пристально всмотревшись в верхнюю ложу и окинув взглядом опустевший зал, я не обнаружил никаких признаков престижа.